К абордажному кортику прилагаются резаные раны

Однажды якутскому промысловику Якову Санникову привиделось на горизонте нечто загадочное. Санников обычно занимался на севере добычей песца. Но в тот раз ему привиделся не песец, а огромная земля. Промысловик принимал участие в экспедиции, которую возглавлял рижский швед Матвей Геденштром. Геденштрома за контрабанду в ревельской таможне сослали в Сибирь, где он неожиданно для себя самого превратился в исследователя северных земель. Проводнику его экспедиции (она проходила в 1808-1810 гг.) Якову Санникову показалось, что среди полярных льдов лежит пригодная для жизни неизвестная земля. Позднее её назовут «Земля Санникова».

По этой земле многие ходили, но не наяву, а в книге писателя-фантаста Обручева или в фильме режиссёров Мкртчяна и Попова. Земля Санникова – это будоражащий воображение миф. Несбыточная мечта. «Прекрасное делёко». Спасительный оазис. Якобы среди ледяной пустыни находится тёплая земля, которую подогревает спящий вулкан. Как сказано в книге Обручева: «И подумалось мне, что это не земля, а марево. Завлечёт нас, всё будет маячить вдали и манить». Так оно и было. Эта земля и маячила, и манила. Марево, то есть мираж звал на подвиги. Возглас литературного героя из книги Обручева: «А всё-таки она существует!» говорит не о неведомой земле, а о людях, которым открытые земли интересны намного меньше, чем неоткрытые.

В 1900 году на поиски обетованной земли отправилась русская экспедиция уроженца Ревеля барона Эдуарда Толля (среди участников той экспедиции был будущий адмирал, а тогда лейтенант Александр Колчак, чью фамилию Владимир Обручев назвать в своём романе не решился, но внешность описал). Разные источники указывают разные даты отплытия, в том числе и 4 июля. Но курс на Кронштадт из столицы судно взяло ещё 8 июня. В Петербурге в конце мая шхуну «Заря» в экспедицию провожал сам Николай II.

Землю Санникова так и не нашли. Барон Толль во время экспедиции погиб, а Колчака и императора без суда расстреляют после революции.

Но идея «Земли Санникова» никуда не делась. Как рассказывали участники экспедиции Толля, их руководитель «вернуться без открытия Земли Санникова уже не мог». Это были не просто научные исследования и не только желание заполнить «белые пятна» на географической карте. В России и без несуществующей «Земли Санникова» земель предостаточно. Многие из них – не освоены, а кое-что освоено, но заброшено и находится в запустении. Но желание присоединить новые земли никуда не исчезает.

Далёкие земли потому и влекли, что они были далёкими. «Прекрасное далёко» как альтернатива «ужасному близко». Когда физически или мысленно уносишься далеко, то всё выглядит иначе. Как писал Гоголь, «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека».

Кругом была несправедливость, но где-то там, за горизонтом, находилось что-то совсем другое. Порывы многих первопроходцев были попытками материализовать идею «земли и воли». Точнее, «землииволи», в одно слово. Одно без другого не может существовать долго. Это единое целое. На Большой земле постоянно происходили какие-то неприятности: революции, контрреволюции, войны, смуты. В общем, творилась несправедливость. А неведомые земли символизировали что-то заведомо справедливое. Обустраивать свой привычный уголок смысла большого не было – всё равно с ним что-нибудь нехорошее произойдёт. Поэтому романтики рвались вдаль. Так часто случается. Многие большие открытия совершены именно таким образом.

Ценность Земли Санникова в том, что её нет. Это не Крым, который можно потерять или захватить. Но попробуйте потерять или захватить Землю Санникова. Не книгу, не фильм, а землю. Если бы она была, то её ценность уменьшилась бы. Её можно было бы загадить отходами. Можно было бы устроить какую-нибудь маленькую войну. Построить военную базу и грозить оттуда миру. Но попробуйте-ка рассориться со своими соседями из-за Земли Санникова. Не получится. Её нет и не было, но мы о ней многое знаем.

Как сказал один из героев романа Обручева: «Настоящая обетованная земля!».

К абордажному кортику прилагаются резаные раны,
Но самое холодное оружие здесь – прогулка до маяка.
Навстречу бросается норд-норд-ост рьяный.
Ещё вчера штурман пьяный недвусмысленно намекал,
Что с некоторых пор это чужой берег,
И чужое небо с шумом раскрылось над ним.
Когда штурман примет внутрь, то он уже - эзотерик,
И выдумывает себе на сутки новый псевдоним.

Ты карабкаешься по скользкому склону наверх,
В надежде увидеть невидимое хотя бы раз.
Где-то там маячит капитан, он один на всех,
Как какой-нибудь невидимка Джон Гаттерас.

Пока ты видишь лишь пустоту, выложенную в несколько слоёв,
Но честно ищешь на этом берегу хоть что-то своё.