Масса покоя такая, что какой тут покой. Массовик-затейник в покое ни в зуб ногой

На календаре – очередная годовщина Октябрьской революции, которую первое время большевики официально именовали Октябрьским переворотом. Захвату Зимнего дворца восставшими предшествовал отъезд из Петрограда Александра Керенского. Судя по всему, он не собирался ехать в Псков. Заставили обстоятельства.

В Петрограде к тому времени установилось двоевластие. Глава правительства во время передвижения по своей же столице сильно рисковал и легко мог попасть в руки красногвардейцев. Надежда у Керенского была на войска, высланные эшелонами с Северного фронта. Но связи с этими войсками не было. Члены Временного правительства не могли определиться, что же делать. «Никаких сведений о высланных с Северного фронта эшелонах, хотя они должны были быть уже в Гатчине, не поступало, - вспоминал Керенский. - Началась паника. Переполненное с вечера здание Штаба быстро пустело».

Наконец, Керенский решился ехать навстречу эшелонам «и протолкнуть их в СПб., несмотря ни на какие препятствия». Предполагалось, что эшелоны застряли в Гатчине.

Свой отъезд из Петрограда Керенский объяснил так: «Я решил прорваться через все большевистские заставы и лично встретить подходившие, как мы думали, войска».

Было несколько способов покинуть город. Выбрали самый откровенный вариант – без всяких переодеваний и изменения внешности (напротив, внешность в это время изменил Ульянов-Ленин, носивший парик. О переходе власти в руки Советов Ульянов-Ленин в Смольном тоже объявит загримированным). По словам главы Временного правительства, «решили идти напролом: чтобы усыпить всякую неосторожность будем действовать с открытым забралом». Подали открытую машину, не успев даже запастись бензином и запасным колесом. С Керенским, одетым в привычный полувоенный френч, в Гатчину отправились несколько офицеров. Перед самым отъездом к правительственному автомобилю присоединился автомобиль американского посольства. Возникли сомнения: американский флаг на капоте привлечёт дополнительное внимание большевиков. Тем не менее, по городу обе машины ехали друг за другом. Красные патрули Керенского пропустили и даже отдавали честь. Решение об аресте главы правительства революционный штаб примет чуть позднее.

Домчавшись до гатчинской комендатуры, Керенский и его спутники узнали, что никаких эшелонов в городе нет. Решили двигаться дальше – в Лугу и, если понадобиться, в Псков. Но Керенскому показалось, что комендант ведёт себя странно, стараясь делегацию под благовидными предлогами задержать.

Позднее, в пропагандистских целях, большевики придумали, что Керенский якобы бежал из Петрограда, переодевшись женщиной. Для действующего председателя правительства это действительно было бы обидно. Впрочем, к переодеванию в конспиративных целях в то время прибегали неоднократно. Наиболее известна история побега Сталина из ссылки - из Сольвычегодска. Сразу несколько источников сообщают, что в июне 1909 году, сразу же после утренней поверки, Сталин переоделся женщиной и бежал на лодке до Котласа. Про Ленина пишут, что летом 1917 года, когда Керенский арестовал Троцкого, Ленин тоже перебирался в Финляндию, переодевшись женщиной. Как было на самом деле, сказать трудно. Здесь важно другое – чуть ли не каждый второй участник революционного процесса вынужден был менять внешность. Так что в идее переодевания не было ничего необычного.

В Гатчине Керенский оставался недолго. Обстановка ему показалась подозрительной, и он  спешно покинул город. Минут через пять после этого к комендатуре подкатил автомобиль с членами военно-революционного комитета. Керенский позднее уверял, что его предал кто-то в Зимнем дворце. Но революционеры и сами могли догадаться, где находился председатель правительства. Ведь он открыто, на виду у патрулей, выехал из города по направлению к Гатчине.

Керенский на своём автомобиле покинул Гатчину без приключений, а второй автомобиль – тот, что с американским флагом, был обстрелян, водитель ранен в руку, а находившийся в машине офицер спасся, скрывшись в ближайшем лесу.

«Не стоит описывать нашу безумную погоню за неуловимыми эшелонами с фронта, которых мы так нигде и не нашли, вплоть до самого Пскова, - рассказывал Александр Керенский в воспоминаниях. - Въезжая в этот город, насколько помню в девятом часу вечера, мы ничего не знали о том, что здесь происходит; известны ли здесь уже СПб, события, и, если известны, то как они здесь отразились, поэтому решили действовать с величайшей осмотрительностью и поехали не прямо в ставку Главнокомандующего Северным фронтом генерала Черемисова, а на частную квартиру…».

Сколько уже было таких историй, когда человек приезжал в Псков и, не понимая обстановки, пытался отсиживаться на частных квартирах. Достаточно вспомнить генерала Краснова, о котором я писал здесь 4 сентября. Краснову тогда не повезло – по той причине, что он попытался договориться с генералом Бонч-Бруевичем. Керенский оказался осторожнее. Он только что пережил погоню.

На частной псковской квартире жил муж сестры Керенского – генерал Владимир Барановский, в тот момент - генерал-квартирмейстер штаба Северного фронта. Барановский сделал карьеру как раз в тот момент, когда Керенский вошёл в правительство, за полгода превратившись из подполковника в генерала и даже одно время занимая должности военного и морского министра во Временном правительстве, а потом - начальника кабинета военного министра (при большевиках он перейдет в Красную армию, в 1931 году его арестуют, и он в том же году умрёт в Сиблаге). Барановский рассказал Керенскому, что в Пскове всё обстоит ещё хуже, чем он думает. Здесь уже действует большевистский военно-революционный комитет, в который  пришла телеграмма из Петрограда, подписанная прапорщиком Крыленко (о нём я писал здесь 29 июля) и матросом Дыбенко. В телеграмме говорилось, что Керенского, как только он появится в Пскове, необходимо арестовать.

«Сверх всего этого, - вспоминал Керенский, - я узнал и ещё худшее, а именно: что сам Черемисов делает всяческие авансы революционному комитету и что он не примет никаких, мер к посылке войск в СПб., так как считает подобную экспедицию бесцельной и вредной». 

Тем не менее, разговор с Черемисовым у Керенского состоялся. Командующий Северным фронтом рассказал, почему войска до сих пор не отправились на помощь Временному правительству. Оказывается, у него не было в распоряжении свободных войск. Так он сказал. Более того, он не гарантировал безопасности Керенскому. В общем, приказ об отправке войск в Петроград Черемисов отменил. «Отвратительное впечатление осталось у меня от свидания с этим умным, способным, очень честолюбивым, но совершенно забывшем о своём долге, человеком», - написал Керенский, заканчивая рассказ о том разговоре.

Итак, пока большевики занимали Зимний дворец и арестовывали правительство, Керенский находился в Пскове, не теряя надежды собрать войска и вернуться в Петроград (об аресте Временного правительства он ещё не знал).

То, что происходило в Пскове в эти дни, напоминало события конца февраля 1917 года, когда глава государства, в тот момент – Николай II, не мог найти общий язык со своими военачальниками. Теперь то же самое происходило с Керенским. На месте генерала Рузского был генерал Черемисов, на месте Николая II – Александр Керенский, но город был тот же самый. Военные, вместе того чтобы выполнять приказы, снова пытались заниматься политикой.

Черемисов, когда покидал Керенского, сказал, что скоро в Пскове появится генерал Краснов (он находился в Острове). «В таком случае, генерал, немедленно направьте его ко мне», - приказал Керенский. Черемисов обещал, но слова не сдержал, и как только закончил разговор, отправился звонить по прямому проводу командующему Западным фронтом генералу Балуеву – уговаривать того не оказывать помощи правительству.

За почти сто лет изданы сотни и тысячи книг, в которых описываются эти события. В одних Черемисов предстаёт немецким шпионом, в других – давно сочувствующим большевикам и даже помогающим им материально. Иногда Керенского называют человеком, «подыгрывающим своему земляку Ульянову» (оба учились в одной гимназии в Симбирске). Но всё-таки правдоподобнее выглядит версия, по которой эти и многие другие ключевые участники октябрьских событий 1917 года преследовали свои собственные цели. Возможно, они даже думали, что это идёт на пользу не только им, но и России. И, наоборот, не думали, что втягивают страну в Гражданскую войну на фоне Мировой войны.

В ту ночь Черемисов сделал всё возможное, чтобы Керенский не получил не только подкрепления, но даже возможности встретиться или хотя бы по телеграфу пообщаться с генералами, настроенными против большевиков (Духониным, Красновым).

Увидев, что Черемисов вышел из-под контроля, Керенский, посовещавшись генералом Барановским и остальными сопровождавшими офицерами, решил отправиться за подмогой в штаб-квартиру 3-го конного казачьего корпуса в Остров. Это был тот самый корпус, принимавший участие в походе Корнилова во время противостояния Керенского и Корнилова. Разумеется, в этом частично расформированном корпусе никакой симпатии к председателю Временного правительства не питали. В своих воспоминаниях Керенский этого не скрывал: «Офицеры же в свою очередь никак не могли примириться с крахом Корниловского начинания и ненавидели всех его противников, в особенности, конечно, меня…».

У Керенского в августе 1917 года была отличная возможность предотвратить социалистическую революцию – договориться с Корниловым и провести реформы. Но он предпочёл сохранить власть в ущерб России. Власти ему хватило только до конца октября. И теперь он метался между Петербургом, Гатчиной, Лугой, Псковом, Островом и воочию убеждался, что не может управлять не то что государством, но и незначительной его частью. Даже одного надёжного полка не было в его распоряжении.

«Поздней ночью мы выехали в Остров, - вспоминал Керенский. - На рассвете были там. Данный по корпусу приказ об отмене похода в свою очередь был отменён. Поход на СПб. – объявлен. Мы не знали тогда, что Правительство, на помощь которому мы спешили, уже во власти большевиков, а сами министры сидят в Петропавловской крепости».

Казаки во главе с Красновым, несмотря на нелюбовь к Керенскому, вроде бы согласились отправиться в Петроград, но уже ходили слухи, что местный гарнизон решил воспрепятствовать этому походу.

По словам Керенского, «Псков под разными предлогами, чтобы парализовать наше начинание, не давал пути нашим поездам… С большим опозданием поезда, гружёные эшелонами 3-го конного корпуса, двинулись в путь». Это только звучало так грозно – корпус. В действительности в эшелоне находилось 500-600 казаков и несколько пушек.

О захвате Зимнего дворца Керенский узнал только под Лугой. Причём, это известие глава правительства получил не из Петрограда, а из Пскова. Керенскому показалось, что оно «сфабриковано большевистским агентом» («Но, как это в жизни часто встречается, самое достоверное показалось невероятным, а сам гонец из Пскова – подозрительным. Ведь у нас в поезде офицер, покинувший Петербург утром 26-го октября. По его словам в это время Правительство ещё оборонялось в дворце, а в городе силы сопротивления против большевиков увеличивались»).

Таким образом, глава правительства не поверил в переворот. В свою очередь, главе правительства с каждым часом тоже верили всё меньше. Проливать кровь за правительство Керенского почти никто не собирался, включая 3-й конный корпус. Вскоре Краснов прикажет арестовать Керенского, но глава свергнутого Временного правительства в последний момент скроется из Гатчинского дворца, в котором тогда находился (это будет 1 ноября). У него проснулся талант убегать в последний момент. Спасёт переодевание в одежду матроса.

«Я ушёл из Дворца за 10 минут до того, как предатели ворвались в мои комнаты, - рассказывал Керенский. - Я ушёл, не зная ещё за минуту, что пойду. Пошёл нелепо переодетый под носом у врагов и предателей. Я ещё шёл по улицам Гатчины, когда началось преследование. Шёл вместе с теми, кто меня спас, но кого я никогда раньше не знал и видел в первый раз в жизни. В эти минуты они проявили выдержку, смелость и самоотвержение незабываемые».

Керенский искренне считал, что события конца октября 1917 года стали частью плана «патриотической реакции», руками большевиков свергнувшей ненавистное Временное правительство. В долговечность большевистской власти тогда мало кто верил. Возможно, так действительно думали некоторые генералы, саботировавшие приказы Керенского. Но ведь были и другие генералы – Черемисов, Бонч-Бруевич, тот же родственник Керенского Барановский… Эти люди, как и многие другие (вроде генерала Брусилова) готовы были с большевиками сотрудничать и явно не считали их временщиками (заигрывания с большевиками не помогут Черемисову его в ноябре отстранит от командования Северным фронтом прапорщик Крыленко.

Время генералов надолго прошло. Настало время прапорщиков. 

Масса покоя такая, что какой тут покой…
Массовик-затейник в покое ни в зуб ногой.
Ему в беспокойстве хватает и денег, и сил.
Лишь недавно кредит, как окурок, ногой погасил.
И теперь шар земной весь лежит под его ногой.
После массы событий закончил он за упокой,
Чтобы снова с утра уцепиться за здравый смысл
И на встречных потоках скорей устремиться ввысь.
Несмотря на объявленный в храме Великий аврал,
Чувства верующих лирой он слегка задевал. 
Но ведь сам-то он здесь не хотел никого смущать.
Ни дворян, ни казаков, ни даже мещан.                                

После химчистки совесть была чиста
И зависела от выпитого вещества.
В этом чистом искусстве наш преуспел народ,
По кривой дорожке бредущий вперёд.
Хотя можно, конечно, всё повернуть вспять.
Повороты истории надо бы измерять
Массой покоя народных масс.

Секрет истории кроется только в нас.