Научились на весь мир дуться. Мира нет в душе без контрибуций

О нём писали Александр Солженицын и Владимир Сорокин, братья Вайнеры и Михаил Веллер. Не о всяком секретаре Псковского горкома ВЛКСМ пишут столь разные писатели. Но, конечно, не комсомольское прошлое их всех и многих других привлекало. Комсомольского работника отправили на работу в «органы», где он себя проявил так, что навечно вошёл в историю: самого академика Вавилова пытал!

Судя по всему, ничего особенного в нём не было. Разве что подходящая фамилия. Хват. Александр Григорьевич Хват. Не фамилия, а образ жизни. Иногда писатели её использовали, ничего в ней не меняя. Иногда что-нибудь добавляли — как братья Вайнеры в «Евангелии от палача», где Хват превратился в Хваткина.

Хват тем и примечателен, что похож на многих других. Не раскаявшийся, проживший долгую жизнь (умер уже при Ельцине, в 1992 году).

У Владимира Сорокина в «Голубом сале» Хват остался Хватом, зато автор позволил себе фантазии. Сорокин исходил из простой мысли о том, что раз Хват пытал Вавилова, то было бы символично и очень литературно (по-сорокински), что он и академика Сахарова тоже пытал: «Сахарова допрашивал знаменитый Хват — живая легенда МГБ, дважды Герой Советского Союза, следователь по делу зловещего вредителя Вавилова… Маленький, сухой и подвижный Хват сидел за своим, известным каждому сотруднику Госбезопасности, «подноготным» столом, курил трубку и ждал, пока подвешенный перестанет кричать. На застеленном коричневой клеёнкой столе лежали многочисленные приспособления для пыток в области ногтей. Симпатичная черноглазая стенографистка примостилась в углу за маленьким столиком. Наконец голое, мокрое от пота тело академика перестало дёргаться, и вместо крика из его перекошенного дрожащего рта обильно потекла слюна.

— Ну, вот и славно... — Хват выбил трубку, натянул чёрные кожаные перчатки, встал и подошёл к подвешенному. — Знаешь, Сахаров, я люблю работать с учёными. Не потому, что вы слабее военных или аристократов. А потому, что глубоко уважаю ваш труд. Это у меня с детства…»

Здесь не всё фантазия. Благодаря пыткам академика Вавилова он и прославился. В год гибели Вавилова в тюрьме пошёл на повышение, стал помощником начальника следственной части по особо важным делам НКВД СССР в звании подполковника Госбезопасности. Таких «передовиков» производства в конце 30-х годов в НКВД направлялось немало. Предыдущее поколение чекистов слегка подустало от пыток и убийств. Их пришлось сменить с помощью расстрелов. Новые оказались энергичнее. Николай Вавилов ведь не сразу заговорил. Но когда с ним начал работать Хват, протоколы допросов стали меняться на глазах. Хват относился к допросам как к производству, активно применяя «конвейерный метод» (позднее, после расследования 1955 года, стало известно, что практиковалась «многочасовая стойка по четверо, пятеро суток, ноги распухали так, что приходилось разрезать штанины брюк»). Многосуточные допросы мало кто выдерживал и подписывал желанный протокол, возможно, даже подписывал во сне. С академиком Вавиловым Хват «работал» целых 11 месяцев — в 1940 и 1941 годах.

В биографии Александра Хвата не было ничего особенного. Школа, армия, транспортный комитет… А потом он стал делать карьеру по «комсомольско-партийной линии», в 1935 году оказавшись в Пскове в должности секретаря Псковского горрайкома. Затем пошёл на повышение — секретарём Псковского горкома ВЛКСМ в 1937 году. Ненадолго оказался в ЦК ВЛКСМ, откуда был откомандирован в НКВД — по призыву 1937 года.

Подобные Хвату люди во все времена русской истории оказывались при деле. Исполнительны. Жестоки. «Без нервов». Что ещё надо? Хотя нервы иногда сдают — не даст соврать вроде бы написавший сегодня заявление об отставке ещё один бывший комсомольский работник, председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин  (родившийся в год смерти Сталина в Пскове). Впрочем, представители власти это продолжают опровергать. И совершенно неважно, подаёт в отставку Бастрыкин или нет. Просто для многих само сочетание слов «отставка» и «Бастрыкин» звучит как песня. Людям всего лишь хочется пропеть её лишний раз, чуть раньше остальных. Имеют они право на маленькую слабость?

В романе братьев Вайнеров «Евангелие от палача» один из главных действующих лиц — следователь Хваткин. Он олицетворяет «сумасшедшую мельницу» — на эту тему я вчера разговаривал с режиссёром Павлом Лунгиным, снявшим фильм «Царь». После этого разговора я перечитал несколько страниц «Евангелия от палача». Лунгин и Вайнеры говорили разными словами одно и то же.

«Особые Воители, Особая Охрана Пресветлого хозяина нашего И. В. Грозного, его Особый Отдел, — говорится в романе «Евангелие от палача». — Отдел от всего народа. ОПРИЧНИНА. КРОМЕШНИНА. Мы не возрождаемся в новой жизни в цветы, рыб, детей. Мы возрождаемся теми, кем были в прошлой жизни. Я был — очень давно — опричником, кромешником, карателем. Может быть, и тогда меня звали Хваткиным. А может быть, Малютой Бельским или Басмановым. Но это неважно. У меня судьба в веках — быть особистом, кромешником. Вынюхивай, собачий череп! Мети жёстче, железная метла! Всех! Чужих, а пуще — своих! Крутись, сумасшедшая мельница, — ты ведь на крови стоишь! Больше крови — мельче помол! Бей всех! Опричь Великого Пахана! РАЗЫСКИВАЕТСЯ — Великий Государь И. В. Грозный, он же — Coco Джугашвили, он же — Давид, он же — Коба, он же — Нижерадзе, он же — Чижиков, он же — Иванович, он же — И. В. Сталин... ПРИМЕТЫ: коренастый, рыжий, рябой, на левой ноге «чёртова мета» — сросшиеся четвёртый и пятый пальцы... ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ — горячо любим, обожествляем миллионами замученных им подданных. «Старшему оперуполномоченному по особым поручениям при Министре государственной безопасности СССР подполковнику государственной безопасности тов. ХВАТКИНУ П. Е.».

В некоторых книгах, как у Михаила Веллера в «Приключениях майора Звягина», Хвата всё-таки убивают, но в жизни всё было не так. И Хват, и многие другие «опричники» дожили в почёте до наших дней. Пенсионер, полковник госбезопасности в отставке Александр Хват мог спокойно посмотреть, удобно устроившись на диване у себя в квартире в центре Москвы на улице Горького, 6-серийный телевизионный фильм режиссёра Александра Прошкина по сценарию Юрия Арабова «Николай Вавилов», снятый в 1990 году.

«Через 28 минут, исходящий розовой пеной, Сахаров вспомнил, как летом 49-го в санатории «Красная Пицунда» подвыпивший Курчатов рассказал ему о странной гибели профессора Петрищева, «потрясающе талантливого, но ещё до войны свихнувшегося на проблеме чего-то голубого»…. — Ну вот, уже кое-что, — Хват удовлетворенно снял «напёрстки» с посиневших ног академика». Владимир Сорокин здесь, как обычно, позволил себе художественно поиздеваться. Не над Сахаровым или Хватом, а над системой, которая плодит таких «пытливых» следователей, сменяющих друг друга тем самым конвейерным способом: десятые, двадцатые, тридцатые, сороковые, пятидесятые годы… Вплоть до десятых годов XXI века. Под рукой всегда найдутся «напёрстки» или что-нибудь ещё.

Не успели умереть молодыми,
И теперь их пучит от гордыни.
И теперь их корчит от безделья.
Наготове чёртовое зелье.
Наготове фантомные боли.
Выжили и номер откололи.
Мир их — призраков и страхов.
Было время, но пошло прахом.
Было время, но оно вышло.
Кто не умер, тот выжил.
Их стакан пуст наполовину.
Их игра в снежки из кокаина —
Главная местная забава.
Чем игривей, тем дурнее слава.
Не успели умереть молодыми,
И теперь назначены святыми.
Ходят по улицам в лампасах.
Где они — становится опасно.
Где они — делается мрачно.
Где они — здравый смысл утрачен.
Где они — недолго до погрома.
Против них как будто нет приёма.
Если что умеют, то лишь злиться.
Вынашивают месть — евразийцы.
Обожают пребывать в осаде.
Если что, то бьют сзади.
Три на одного — норма.
Откололи новый номер.
Номера давно перебиты.
Выжили и полны обиды.
Научились на весь мир дуться.
Мира нет в душе без контрибуций.
Не успели умереть, когда надо,
И теперь палят из засады.
Рыщут в подворотнях патриоты —
Прямо и вплоть до поворота.
Где они, там воздух спёртый.
Патриот, кто врёт до рвоты.
Всё, что им здесь светит —
Гордиться собой до смерти.