Тот, кто первым смеётся, видит солнце

Вчера вечером в одной компании, где я был, люди под гитару вдруг запели песню «Нет лет». На удивление красивую песню. Пока она звучала, я подумал о двух вещах: о прошлогоднем показе в псковском драмтеатре спектакля режиссёра Вениамина Смехова «Нет лет» Театра на Таганке и о дне рождения Евгения Евтушенко (оно у него 18 июля).

Не знаю поэта более противоречивого, чем Евтушенко. В его стихах так много всего, что теряешься… В том спектакле «Нет лет» было множество чистых евтушенковских нот. И совсем другая сторона раскрылась в программе, которую представил в Пскове два с половиной года назад ко Дню независимости Латвии Раймонд Паулс. Две трети своего выступления в Пскове Раймонд Паулс посвятил программе на стихи Евгения Евтушенко «Дай Бог». Я тогда в «ПГ» написал: «Этот поэт своими стихами действительно способен вытягивать из композиторов те самые «шансонные» ноты»».  Были времена, когда композиторы успешно этого избегали. Удалось это когда-то Микаэлу Таривердиеву. Он справился со стихами, начинающимися с удивительной рифмой «происходит / не ходит»: «Со мною вот что происходит: // ко мне мой старый друг не ходит». Получилось незабываемо.

Спектакль «Нет лет» напомнил, что стихи Евтушенко не обязательно должны ложиться на приблатнённые аккорды.  Евтушенко раньше везло с композиторами (Микаэл Таривердиев, Евгений Крылатов, Давид Тухманов, Арно Бабаджанян, Андрей Эшпай, Юрий Саульский…) Из известных песен на стихи Евтушенко можно составить хороший концерт: «А снег идёт», «Не спеши», «Вальс о вальсе», «Чёртово колесо», «Хотят ли русские войны», «Бежит река», «Любимая, спи», «Серёжка ольховая», «Что знает о любви любовь», «Нас в набитых трамваях болтает…» … Их исполняли Марк Бернес, Клавдия Шульженко, Муслим Магомаев, Алла Пугачёва, Артур Эйзен, Юрий Гуляев, Анна Герман, Майя Кристалинская, Людмила Сенчина, Валерий Ободзинский, Эдуард Хиль, Лев Лещенко, Людмила Гурченко, Вахтанг Кикабидзе, Елена Камбурова, Сергей Никитин, Александр Градский, группа «Диалог» … Так что вовсе не обязательно ощущать себя посетителем ресторана, нарвавшимся на подгулявшую группу товарищей за соседним столиком, под аккомпанемент ресторанного ансамбля горланящих евтушенковское: «Я был влюбчив, я был вьюбчив, // но глаза мне отворя, // Бог шепнул: // «Вглядись, голубчик… //Это – женщина твоя»!

У Евтушенко есть стихотворение о наследниках Пушкина, а в нём такие строки: «С нами пил и веселился, //И на всех душа была. // В Бродском он не поселился – // Маловато в нём тепла». Сразу бросается в глаза фамилия «Бродский» (его тень сопровождает Евтушенко полжизни). Но я,  прежде всего, обратил внимание на рифму «веселился-поселился». Это такая особенность Евтушенко – раннего, позднего. Неважно. Ему страшно хотелось высказаться. Более того, ему всегда было что сказать. Но слова он часто подбирал и продолжает подбирать первые попавшиеся. И это влияет не только на форму, но и на содержание.

Евтушенко по определению поэт нескромный. Кто у него наследники Пушкина? «Он проблескивал во Блоке, // Может быть, во мне мерцал…». Вот так… В Бродском Пушкин не «мерцал», а в Евтушенко – «мерцал»… Читаешь и невольно веселишься. И в том же стихотворении Евтушенко делает ещё один неожиданный поворот. Вернее, он был бы неожиданный для кого угодно, только не для Евтушенко. Поэт, рассказывающий о Пушкине  и о его духовных наследниках, вдруг пишет: «С нами всеми для порядку  //он Россию разделил, //и Шараповой крылатку // он на корте расстелил». Ладно, «разделил-расстелил», но теннисистка Шарапова?.. Что там с ней было в 2007? Вышла в финал Открытого чемпионата Австралии? Евтушенко увидел, вдохновился и тут же зарифмовал… И вот уже бедный Александр Сергеевич, по версии Евтушенко, уже «мерцает» в Марии Шараповой. Видимо, играет с ней в парном разряде. Подобных смысловых провалов у Евгения Евтушенко – бездна. Но они же определяют его взлёты. Он настолько – по-детски – непосредственен, что это позволяло ему сочинять так, как более «взрослые» поэты сочинять не могли или остерегались. А «большой ребёнок» Евтушенко, обезоруживая или озадачивая своей искренностью, не просто сочинял, но и публиковал. И продолжает публиковать.

Есть несколько дорог русской поэзии второй половины ХХ века. Одна отчётливо видна в «Псковском реестре» Иосифа Бродского, другая - в «Псковских башнях» Евгения Евтушенко.

«Восстав на те порядки скотские, // когда в разоре башни псковские // собой являли лишь позор, // он бисер доводов рассыписто // метал рукомесла российского // в парче невидимой посол…» Это мгновенно узнаваемый Евтушенко. Ясно, что он написал это о псковском реставраторе и кузнеце Всеволоде Смирнове. Смирнов тогда жил в одном доме с моим дедушкой и бабушкой. Я, в детстве часто игравший во дворе, встречал его почти каждый день. Его семья часто выгуливала двух больших лохматых собак на поводке. В том доме на Октябрьском проспекте жило несколько псковских знаменитостей, и к ним приходили, когда бывали в Пскове, многие всесоюзные знаменитости… Булат Окуджава, например. Не знаю, приходил ли Евтушенко, но в мастерской у Всеволода Смирнова на берегу Великой  он точно бывал, описав в стихах, как Всеволод Смирнов общался с псковскими чиновниками в шестидесятые годы: «Взывал, что башни те беспаспортно, // стоят заброшенно, // беспрапорно, // подобно каменным гробам. // Ловя тупых чинуш на лестнице, // о прапорах железных лекции // читал художник медным лбам…» (неподалёку от дома Смирнова, в гостинице «Октябрьская» на том же Октябрьском проспекте, останавливался Иосиф Бродский, когда приезжал в Псков к Надежде Мандельштам). Концовка «Псковских башен» получилась бравурная и двусмысленная: «И, лыбясь маслено, как пончики, // глядят заезжие япончики, // и старики, и детвора, // и даже лбы все так же медные, // как снова плещутся победные // на башнях Пскова // прапора».

Это такой сомнительный литературный приём: чтобы искусственно превознести что-то своё, надо рядом поместить что-то чужое мелкомасштабное. Евтушенко выбрал «заезжих япончиков». Несмотря на всё это, даже Бродский, которого в любви к творчеству Евтушенко не заподозришь, не раз в разговоре с друзьями высказывался: «Евтух-то талантливый мужик»  или «А ты знаешь, всё-таки он симпатичный человек…»

Евтушенко не просто поэт, он – публицист. В стихах в том числе. Когда-то его сравнивали с молодым Бобом Диланом, но общее у них только одно – обоих безуспешно выдвигают на Нобелевскую премию по литературе. Но помимо всего прочего он ещё и артист. Иногда в прямом смысле (в его фильмографии несколько ролей и две режиссёрские работы), иногда в переносном («я актёр и играю ворчливого старика»).  Таким людям обычно позволяется больше, чем остальным.  Он может написать в стихотворение с названием «Я живу в государстве по имени как бы»: «Наше КАК БЫ - везде,// словно будничное полоумье. // Как бы судьи в суде,//  как бы думающие - в Думе…»

Но его всё равно пригласят выступить с лекцией в Госдуме.

Ловишь звуки
На всякий случай,
По науке
Раздвигая руками тучи
В поисках какого-никакого солнца.
Солнцем здесь всё что угодно зовётся.
Ловишь звуки
И выпускаешь на волю
От полноты чувств и скуки.
Вживаешься в новые роли.
Впиваешься в новые горизонты.
Мчишься вперёд,
Забывая заботы
И правильный код.
Тот, кто первым смеётся,
Видит солнце.
На нём вместо пятен – клад.
Звуки в песни слагая,
Ты уставился на закат.

Закат – это шутка такая.