Тот редкий случай, когда бес откровений поджал хвост

В двухтомных воспоминаниях последнего протопресвитера Русской армии и флота Георгия Шавельского (в 1915-1917 годах он был членом Священного Синода)  есть любопытный эпизод, связанный с пребыванием Шавельского в Невельском уезде – в селе Иваново. Он приехал в гости к школьному товарищу Павлину Мурашкину, служившему в Иваново священником. «Чудной архитектуры церковь и остатки большой барской усадьбы дополняют исключительную красоту села, - пишет Георгий Шавельский. - Когда-то это было имение одного из богатейших вельмож Екатерининского века, генерала Ив. Ив. Михельсона, усмирителя Пугачевского бунта. Когда-то генералу Михельсону принадлежал почти весь Невельский уезд».

Кто был этот человек, которому принадлежал «почти весь Невельский уезд»? У эстонского писателя Яана Кросса есть новелла под названием «Имматрикуляция Михельсона», и в ней рассказывается история, случившаяся 18 февраля 1783 года в Ревеле на заседании Дворянского собрания Эстляндии. В этот день по повелению Екатерины II в дворянское звание возводили Иоханна Михельсона, бывшего беглого крепостного. Поздравлять «господина генерала» вынужден был и Иоахим фон Розен. Он протянул руку, но Иоханн Михельсон руки не пожал. И это было самое мягкое, что он мог сделать, учитывая известную всем вспыльчивость. 18-летний крепостной-слуга Иоханн Михельсон прислуживал Иоахиму и его брату Андресу, когда те приехали в Петербург. Оттуда же он и сбежал подальше от своих помещиков. Это было в 1753 году. Крепостное право только набирало силу. Остзейские дворяне славились жестокостью. Крепостных наказывали розгами, разлучали семьи. Немецко-эстонский публицист того времени Аугуст Вильгельм Хупель рассказывал: «Люди здесь ценятся дешевле, чем негры в американских колониях». Побег Михельсона был первым решительным шагом будущего генерала. Может быть это и выдумка, но пишут, что «в детстве он пас скот, и его в насмешку звали "генералом рогатого войска"».

Генерал Михельсон был протестантом, но храм в Иваново построил православный, где и завещал себя похоронить, незадолго до смерти приняв православие. Георгий Шавельский рассказывал, как посетил этот храм: «В притворе стоял прекрасно исполненный мраморный бюст ген. Михельсона, а в подвальном помещении через окно (дверей в этом помещении не было) виднелись два закрытых гроба: в одном из них покоились останки ген. Михельсона, умершего в 1801 г. в Силистрии (на самом деле - в 1807 году - Авт.) (во время войны с турками, в которой он был Главнокомандующим) от холеры, в другом - его сына. О. Павлин предложил мне осмотреть гробы, если я соглашусь пробраться в подвальное помещение через окошко. Я с охотой принял предложение. Без особых удобств, но и без большого труда мы проникли к гробам. Крышки гробов не были приколочены. О. Павлин поднял крышку первого гроба, и я увидел генерала Михельсона совершенно сохранившимся. Сходство с бюстом его поразительное, только цвет лица был темнее, чем на бюсте. Зеленоватого сукна генеральский мундир и ботфорты были совершенно целы…»

История с гробами имела продолжение. Георгий Шавельский вернулся из отпуска и посетил Первый армейский корпус, где ему представили командира бригады 37 пехотной дивизии генерала Михельсона. «Вы не состоите со знаменитым генералом И. И. Михельсоном?», - спросил Шавельский.  «Я его внучатый племянник», - ответил генерал. «А я недели две тому назад видел вашего дедушку, - озадачил всех Шавельский. Михельсон и все присутствующие с удивлением на него посмотрели. «Как же вы могли видеть его, когда он умер более ста лет тому назад?» - удивился генерал. «Все смотрели на меня с недоумением, - вспоминал Шавельский. - Кто-нибудь, вероятно, подумал: "Не рехнулся ли он?". Тогда я рассказал о своём посещении села Иванова, в котором, как оказалось, этот потомок ген. Михельсона ни разу не был и ничего не знал о стоящих под церковью гробах его предков».

Кроме села Иваново во владениях Михельсона было множество деревень, в том числе и ставшее позднее знаменитым Полибино – будущее владение Корвин-Круковских (где жили сёстры Анна и Софья – Анна Жаклар и Софья Ковалевская). Но это было позднее, а первое упоминание Полибино связано с Михельсоном, которого к тому времени называли уже не Иоханном, а Иваном. Иваном Ивановичем.  В 1774 году за освобождение Казани его произвели в полковники, наградили орденом св. Георгия III степени, вручили большую сумму денег и 1 000 душ крестьян с деревнями в Витебской губернии (потом они оказались в Псковской губернии и Псковской области). В Иваново появилась роскошная усадьба, а в Полибино дом был попроще. Туда и переехала жена Михельсона Шарлотта Ивановна. Муж и жена предпочитали жить на расстоянии. Сельцо Полибино отдали в пожизненное владение вдове генерала от кавалерии Михельсона в 1824 году (в то время имением управлял дворянин Антон Красовский).

Яан Кросс писал, что судьба Михельсона «замечательна тем, что он был одним из первых, а может быть, и первым эстонцем, которому удалось, посчастливилось вырваться из оков крепостничества и доказать, что выходцы из "подлого сословия" могут быть полезны государству не менее, чем высокородные и родовитые по происхождению личности». Он сделал военную карьеру, хотя первоначально, после побега от фон Розенов, полгода проработал в цирке.

Крепостной слуга, циркач, военный… Участник большинства крупных сухопутных сражений второй половины XVIII века. От императрицы Михельсон получил шпагу с алмазами. Это было следствие его победы под Казанью над пугачёвскими войсками. Михельсон вспоминал, что Пугачёв сражался с «таким отчаянием, коего только в лучших войсках найти надеялся». Но окончательно подавлял пугачёвский бунт уже не Михельсон, а Александр Суворов (о чём в советских учебниках истории умалчивали, мимоходом называя фамилию «Михельсон», которого было не жалко). Генерал был своим снятием обижен. Ему казалось, что смысла снимать его не было никакого, так как он побеждал пугачёвцев всегда – в 18 сражениях из 18, включая летние сражения 1774 года. 15 июля 1774 года у деревни Сухая Река Михельсон атаковал 25-тысячное войско Пугачева. 10000 мятежников было взято в плен, а 2 тысячи убито. Последнее крупное поражение пугачёвцы потерпели 24 августа. В плен попали  6000 человек. Убитых было снова 2 тысячи.

Правда, вокруг имени Михельсона долго ходили странные слухи, о которых, например, упоминает Пушкин в «Истории Пугачёва» (фамилия «Михельсон» в этой книге у Пушкина встречается 113 раз: «Михельсон быстро напал…», «Михельсон приказал…», «Михельсон увидел…», «Михельсон разбил…». И, наконец, « Иван Иванович Михельсон, генерал  от  кавалерии  и  главнокомандующий в глубокой старости сохранял юношескую живость, любил воинские опасности и ещё посещал передовые перестрелки»). Слухи были о том, что Михельсон вступил с Пугачёвым в преступный корыстный сговор.

Пушкин написал графу Карлу Толю, служившему под началом Михельсона, за день до своей смертельной дуэли: «... Порадовало меня мнение Вашего сиятельства о Михельсоне, слишком у нас забытом. Его заслуги были затемнены клеветою, нельзя, без негодования видеть, что должен Парк в Иваново он претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников. Жалею, что не удалось мне поместить в моей книге несколько строк письма Вашего для полного оправдания заслуженного воина. Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно слово, сказанное таким человеком, каков Вы, навсегда их уничтожает». Впрочем, клевета так до конца и не забудется, хотя Пушкин, как мог, в «Истории Пугачёва постарался её развеять, написав: «История должна опровергнуть клевету, легкомысленно повторенную Светом: утверждали, что Михельсон мог предупредить взятие Казани, но что он нарочно дал мятежникам время ограбить город, дабы в свою очередь поживиться богатою добычею, предпочитая какую бы то ни было прибыль славе, почестям и царским наградам, ожидавшим спасителя Казани и усмирителя бунта! Читатели видели, как быстро и как неутомимо Михельсон преследовал Пугачева...».

О Михельсоне и без этих слухов о сговоре рассказывали всякое. К примеру, генерал-от-инфантерии граф Александр Ланжерон (будущий генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии) называл его «бешеным безумцем». «Никогда насилие не совершало столь сумасбродств и жестокостей, сколько он совершал на моих глазах и в самое короткое время», - утверждал Ланжерон, при этом признавая то, что Михельсон отличался «дерзкой храбростью». Знавший Михельсона чиновник Гавриил Добрынин говорил, что генерал «имел две души: был очень добр и был очень зол». Портрет вырисовывается очень яркий: дерзкий, храбрый, бешеный. Одним словом, генерал. Когда он был крепостным, то рвался на свободу и, получив её, стал обладателем в общей сложности 2 800 крепостных душ.

Тот редкий случай,
Когда бес откровений поджал хвост.
Бес такой невезучий.
Ему не хватает звёзд.
Во многих местах здесь не хватает звёзд.
И не только тому, к кому прислонился бес.
Он, конечно, ко многим прислонился здесь.
Но не ко всем. Тьма сползает вниз.  
Самые голосистые переходят на визг.
Откровения уходят в мокрый песок.
Кто не сбился с пути, тот сбился с ног.
Ты тоже сбился - слёзы лишние льёшь.
Темноте подходит откровенная ложь.
Никто не видит, насколько мелок твой бес.
Как поджал он хвост, как без мыла влез.

Твой обычный случай:
Сделал вид, что свободой сыт.
Её опыт плохо изучен,
Но хорошо забыт.